Юрий Васильевич Ерошкин родился
3 октября 1958 года в Москве. Окончил юридический факультет Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Юрист-адвокат. Как писатель дебютировал в "Нашей улице" рассказом "Виноватые", № 3-2004.
о творчестве
александра трифонова
Юрий Ерошкин
Юрий Ерошкин. 2003 год
СВОЙ КРЕСТ
С журналом "Наша улица" судьба свела меня не так давно. Редакция журнала помещалась тогда на шумной, не легкой для форсирования Балтийской улице в современном многоэтажном здании, в просторной, почти квадратной комнате с двумя дальнозоркими большими окнами-глазами. В комнате не было ничего лишнего: столы, стулья, телефон. На "слепых" стенах - картины... В тот первый раз оглядел я их вскользь, все-таки пришел за иными надобностями, да и разговор с главным редактором Юрием Александровичем Кувалдиным об истории создания журнала, о редакционно-издательской деятельности и, конечно же, о литературе был чрезвычайно интересен. На прощание Юрий Александрович одарил меня несколькими вышедшими уже из печати номерами своего журнала, в том числе и самым последним, ноябрьским, еще пахнувшим типографской краской.
Уже в метро, чего прежде никогда не позволял себе делать, - чтение, вещь интимная, по моему мнению, - я принялся листать журналы, по одному выуживая их из сумки: любопытство одолело. Пробегал глазами отдельные предложения из текстов рассказов и повестей, попутно делал отметки в памяти, какую вещь надо бы начать читать в первую очередь, какую можно оставить на потом. Знакомясь, таким образом, с журналами, я заметил, что на обложке почти каждого из них воспроизведены репродукции картин Александра Трифонова, являющегося главным художником "Нашей улицы". Подлинник одной из них я видел на стене в редакции. Исходя из этого, предположил - и мое предположение впоследствии подтвердилось, - что кисти Александра Трифонова принадлежат и остальные картины, размещенные в редакции.
Александр Трифонов, молодой московский художник, является представителем авангардного направления в живописи. Сразу оговорюсь, я не разделяю мнения тех, кто видит в авангарде лишь сумбур идей, "светофорное" сочетание красок, "мазню" и даже - тупиковую ветвь искусства. Однако не могу согласиться и с противоположенной стороной, безосновательно спешащей "похоронить" искусство реалистического толка, отказывая ему во всяческих перспективах. Я с одинаковым интересом отношусь к творчеству Репина и Кандинского, Веласкеса и Пикассо, Саврасова и Петрова-Водкина, Гогена и Сурикова, Моне и Шишкина... Отдавая же предпочтение чему-то (кому-то) одному, я намеренно обеднил бы себя, хотя, конечно, кто-то из художников мне более близок, кто-то - менее. А вообще хотелось бы не спорить о том, какое направление "лучше", "правильнее" - оставим это искусствоведам, - а наслаждаться произведениями искусства, если, конечно, это - Искусство.
Я часами могу бродить по залам Третьяковки, подолгу простаивать у полотен Рокотова, Тропинина, Иванова, Айвазовского, Васнецова, Бенуа многих и многих других прекрасных художников, коими так богата земля русская.
...Вот этих прелестных девушек, правда без гитары и нотной бумаги в руках, я несомненно видел только что на улице или в метро... Чуть тронутые ветром колосья пшеницы напомнили мне минувшее лето, мой отпускной "месяц в деревне"... За купанием маркизы - ну, разумеется, не маркизы, но очень схожей с нею женщины, - я, волнуясь, осторожно подглядывал, будучи мальчишкой... А с каким надменным очарованием смотрит на меня, смущая, таинственная незнакомка!
Однако существует и иной взгляд на искусство, взгляд Кандинского и Пикассо, Шагала и Боччони, Дали и Малевича... На полотнах этих художников не увидишь привычные глазу пейзажи, портреты, натюрморты. Здесь - простые устойчивые формы и разложение сложных форм на простые; здесь - кошмарные фантасмагории, и почти бредовые видения. Источником для написания других картин является порой сфера подсознания, если угодно - инстинкт, сновидения, даже, наверно, галлюцинации... Здесь и разнообразные сочетания простейших геометрических фигур (квадрат, треугольник, круг), и положенные на плоскость объемные формы - так называемые архитектоны. Можно увидеть и полотна, на которых многократно повторяются те или иные мотивы, являющиеся как бы следами стремительного движения и множественности впечатлений...
Искусство это сложно для восприятия, и нужно потратить не один час - да что час, и день, да, может быть, и годы! - чтобы разгадать его смысл, понять, о чем хотел сказать художник? Иной раз кажется, что разгадка эта лежит на поверхности, она очевидна, и ты совершенно все понял. Но как только таким образом подумаешь, убедишь себя в этом, так сразу сомнения закрадываются в душу: полно, да все ли так просто? И вскоре уже с досадой говоришь себе, что все как раз не так, как причудилось поначалу... И опять на полотне тайна, опять в душе стремление разгадать ее...
Стремление разгадать некую тайну не покидало меня и после просмотра картин Александра Трифонова. Глядя на них, у меня невольно возникал, в общем-то, простой вопрос: а почему так? Почему ворона - красная? Почему сплелись горлышками, как змеи, в любовном танце бутылки? И почему им пришлись по нраву именно испанские танцы, а не наша родная "Калинка", например? Почему у Анубиса, древние египтяне изображали которого в обличие волка, шакала или человека с головой шакала, появились вдруг аккуратные рожки, наподобие тех, что были у черта, обитавшего, по утверждению Гоголя, на хуторе близ Диканьки? Что ответить на это? Художник так видит, так чувствует, так понимает окружающий мир и пытается показать его зрителю несколько с иной, может быть, непривычной ему и во многом неожиданной стороны.
По моему мнению, искусство по большей части ассоциативно, искусство авангарда - тем более. Ассоциации возникают разные, порой весьма забавные. Вот, например, смотрю на картину, где изображена сидящая за швейной машинкой булавка с человечьими руками, и вдруг вспоминаю... свою бывшую учительницу литературы! Нахожу даже, как мне кажется, некоторое сходство между ними: у той тоже была длинная шея и небольшая "булавочная" головка. Помню, очень уж сия почтенная классная дама любила "уколоть" нас, шестиклассников, в абсолютном незнании своего предмета. Лучше нее русскую литературу не мог знать никто, первые ученики - те, кто слово в слово повторяет то, что рассказывала она на своих уроках. "Шаг в сторону", попытка мыслить самостоятельно, - "укол", двойка, вызов в школу родителей. "Ваш мальчик (девочка) совершенно не понимает творчества..." - далее следовала фамилия того писателя или поэта, чье творчество мы, глупые, никак не могли понять...
Вспоминается и другой эпизод из школьного детства, окрашенный на сей раз в тона лирические... Как-то после уроков остались мы с напарником по парте убирать класс: наша очередь приспела. Он ушел разыскивать ведро и швабру, я - веник и тряпку. Я обернулся быстрее, зашел в пустой класс и на учительском столе заметил бесхозную шариковую ручку. Ручки эти тогда были редкостью, нам только-только разрешили пользоваться ими наравне с ручками чернильными. А эта, сиротливо лежавшая на учительском столе, оказалась и вовсе диковинная: была она заправлена красной "учительской" пастой! Я взял ее, вытащил из портфеля тетрадку. Я был полон решимости написать что-то необычное этой необычной ручкой! И получился небольшой рассказ о минувшем воскресенье, о том, как ходил я на лыжах по Измайловскому лесу, как видел белку, доверчиво шедшую к людям на руки и принимавшую от них угощения - орехи и кусочки сахара... Рассказ этот я потом прочитал друзьям, он им понравился. Я долго гордился своим неожиданным успехом на литературном поприще, и вскоре, решив подняться, так сказать на новую ступень, попытался написать нечто подобное. Однако, как я ни бился, у меня ничего не получалось. Может, потому, что писал чернилами иного, не красного цвета: ту талантливую ручку я оставил на учительском столе, а другой такой разжиться не сумел. С тех пор красный цвет для меня особенный. Это цвет надежды, веры в свои силы, цвет будущих успехов. Почему я вспомнил об этом сейчас? Может быть, оттого, что видел покоряющую улыбку красного быка, красную ворону? Такие вот забавные ассоциации...
Я прочел, что Александр Трифонов на вопрос, как он работает? - в шутку ответил: "главное - вовремя попасть кистью в нужную краску. Остальное сделает вдохновение". Как видим, все "просто", даже с некоторой долей случайности вроде бы.
...Передо мной "Портрет писателя Кувалдина", рисуя который, Трифонов чаще всего почему-то "попадал" кистью в зеленую, синюю, желтые краски. Я подумал: а что если сравнить эти цвета с их природными аналогами, а затем прибавить чуточку мистицизма...
Сапфир известен людям с глубокой древности. Знатоки мистической силы самоцветов называют "королевский сапфир" камнем глубокого синего цвета. В книге "Столп и утверждение истины" отца Павла Флоренского читаем, что название сапфира (греч. sappheiros) он выводит из древнееврейского "sphir" (от корня sphr), что означает - писать, писание, книга, т.е. слово, премудрость...
Идем далее. Обычно ювелиры именуют бериллом исключительно желтые и розовые камни этой породы. Однако в минералогии бериллом называются все его разновидности, включая изумруд, аквамарин, александрит и др. В каком-то из рассказов (или в записных книжках? - точно сейчас не скажу, не помню) Александр Куприн отметил, что желтый и зеленоватый берилл, "добрый спутник странников", так как он способен сберечь жизнь человеку. Касательно мистических свойств берилла, то древние считали, что он весьма благоприятствует процессу мышления, помогает ученым, философам. А писатель - ведь это в том числе и ученый, и философ, и, конечно же, вечный странник... Разве нет? Вот тут и задумаешься, так ли уж случайно кисть Александра Трифонова "попала" в синюю, желтую и зеленую краски при написании "Портрета писателя Кувалдина"?
...Смотрю на холсты "Истина в вине", "Египетские ночи", "Две бутылки", "2 + 1", "Завтрак московского комсомольца", и в памяти воскресают славные, далекие университетские годы.
...Улица Строителей, что находится неподалеку от станции метро "Университет" и самого Университета, является как бы мостиком между двумя огромными проспектами - Ленинским и Вернадского. Улица эта была знаменита в свое время чудесной пивной, как мы, студенты-юристы, называли ее между собой "аудитория № 1" или просто - "однорукий мужик". Чтобы не утомлять подробностями описания этого заведения и его постоянных обитателей, приведу по памяти написанный в ее честь стишок. В нем, пусть и в весьма наивной форме, сказано о том, чем была для нас эта пивная.
На улицу Строителей
мы шли всегда стремительно,
С собою брали водки и хамсы.
И вот что удивительно:
на улице Строителей
Не замечали, как бегут часы.
Плохое перемелется,
в хорошее поверится,
Лишь стоит только заглянуть сюда,
Куда мы и с похмелья,
с тоски или веселья
Спешили отовсюду и всегда.
Рядком стояли кружечки -
любимые подружечки,
И мы вели неспешный разговор.
И верный "однорукий друг"
лечил у нас любой недуг
И ничего не ставил нам в укор.
В стишке было еще много строф, но хватит и этого. В стенах незабвенной "аудитории №1" и мы искали истину в вине, покупали к пиву и две бутылки, а потом кто-то к этим двум прибавлял еще одну, и, хлопнув по очередному стакашку, с удовольствием закусывали обласканными кристаллами крупной соли баранками... А после всех этих обильных возлияний наши тела размягчались и выделывали порой такие па, которые, возможно, напоминали со стороны и пассакалью, и сегидилью, и фанданго!
Были у нас и свои египетские ночи, после которых завтрак московского комсомольца - а мы все тогда были ими, - становился настоятельной необходимостью. Разве что вместо "анисовой", которой тогда просто не было, мы употребляли все больше "коленвал" (по 3р.62к), да позже - "андроповку" (по 4 р. 70 к.)... Впрочем, не надо забывать и о "русской" по 4 р. 12 к., а также об "Агдаме", "Кавказе", "Лучистом", "Алы-башлы", "777", - одним словом, много было напитков, помогавших нам стать настоящими юристами!
А в конце 80-х годов прошлого века нашу "обитель на улице Строителей", где чувствовали мы себя столь "восхитительно", закрыли. Как выяснилось, навсегда...
...Однажды поздним вечером я возвращался из Подмосковья. Вагон был почти пуст, в раскрытые окна врывался свежий, апрельский ветер, с привкусом набиравшей силу весны. Остановки за три до Москвы в вагон вошла изумительной красоты брюнетка с голубыми глазами - сочетание редкое, изысканное, можно сказать. Желание познакомиться с нею вспыхнуло сразу. Придумав, как мне показалось, весьма не дурную фразу для начала разговора я собрался уже было подсесть к ней, как вдруг... То ли освещение сыграло со мной злую шутку, то ли этот ее, как мне показалось, угловатый жест бледной руки, поправляющей упавшую на лоб прядку волос, то ли еще что - я тогда этого так и не понял, но знакомиться мне почему-то категорически расхотелось...
Много лет спустя, глядя на полотно Александра Трифонова "В электричке", я вспомнил о той мимолетной встрече. Передо мной - человек-кукла, непропорционально большая рука, которой поднята к бесцветному ассиметричному лицу, - словно невидимый кукловод потянул ее за ниточку. И я подумал: это ведь та самая красавица из подмосковной ночной электрички на мгновение как бы сбросила прекрасную маску, обнажив свою "кукольную" сущность, но цепкому и внимательному взгляду художника этой малости оказалось вполне достаточно... А я, отходя от картины, подумал, как когда-то чеховский Ионыч (чуть иными словами, правда): а хорошо, что я тогда с ней не познакомился...
...В канцелярии висело объявление: "Сегодня, - далее шла дата, - состоится открытое партийное собрание. Повестка дня: "Авангардная роль коммуниста... (следовала фамилия)". Объявление это висело постоянно, менялись разве что дата и фамилия очередного "авангардиста-коммуниста". Мне приходилось бывать на этих собраниях (открытое все ж), хотя я и не был партийным. В большом коллективе можно манкировать подобные мероприятия, а у нас-то всего 14 человек было, куда денешься?
Вдоль стен кабинета начальника, где проходили собрания, стояли одинаковые стулья с изогнутыми неудобными спинками, а посередине кабинета, так сказать, на Лобном месте, стоял... белый стул, предназначенный для "авангардиста-коммуниста". Садясь на этот стул, он докладывал о результатах своей работы за квартал. Затем собравшиеся обязаны были, предварительно слегка похвалив его, жестко покритиковать за... (У каждого было немалопроблем в работе.) Такой сценарий был написан нашим начальником, коммунистом со стажем. По его замыслу основным оппонентом отчитывающегося становился либо его друг, либо, если такового не было, наиболее близкий ему в коллективе человек. Критика требовалась беспощадная, и порой после таких собраний некогда находившиеся в приятельских отношениях люди подолгу не разговаривали. Вплоть до следующего собрания, когда роли менялись, и на белый стул садился уже тот, кто прежде "дружески, по-партийному" критиковал. И теперь уже тот, в кого ранее "бросали камни" получал прекрасный шанс расквитаться с обидчиком. Так "мудро" управлял нашим небольшим коллективом начальник - коммунист. Воистину, разделяй и властвуй!
Глядя теперь на "Белый стул", и особенно на "Новое поколение будет жить при коммунизме", я с неприятными ощущениями припомнил все это и порадовался, что новое поколение все-таки не будет жить при коммунизме. Впрочем, тут же вздохнул тяжко: на долю нынешних выпали иные трудности, им привыкать к другой породе начальников-идиотов.
...Иисус Христос сказал ученикам своим: если кто хочет идти за Мной, отвергнись себя и возьми крест свой. Искусство требует того же. И очень важно, чтобы идущему по этому тернистому пути человеку хватило сил пройти его до конца, осуществить все задуманное. Этого я от всей души и желаю молодому московскому художнику Александру Трифонову.
"НАША УЛИЦА", № 9-2005,
а также в книге-альбоме "ХУДОЖНИК АЛЕКСАНДР
ТРИФОНОВ", Москва, Издательство "Книжный сад", 2005, 256
с.
Copyright ©
художник Александр Трифонов 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве